– Значит, это он от таблеток такой, – решил Акока.
– От таблеток? – спросила Бетина и перестала плакать. – Интересная мысль. – Она задумалась.
Акока потихоньку начал едва заметное перемещение к полуоткрытой двери, но Бетина подняла голову и каким-то нечеловеческим взглядом пригвоздила его к месту.
– Берто! – сказала Бетина, и слезы на её лице высохли в одно мгновение.
– Что, рыбка? – повернулся к ней Акока.
– Мне нужна таблетка, – сказала Бетина таким тоном, что Акока перепугался.
– Какая т-т-таблетка?..
– Ты знаешь, какая.
Известно, что если человека хорошенько напугать, то страх его покидает не сразу, а в течение некоторого времени, иногда довольно продолжительного, а в отдельных случаях остаётся с ним навсегда. Со времени заключения Акоки в подвале под домом Фелипе Ольварры прошло два дня. Бедняга Эриберто всё ещё видел опасность там, где её сроду в помине не бывало. С человеком в таком состоянии можно делать что угодно. Можно заставить его за неделю выучить японский язык – и он выучит.
– Прямо сейчас, – сказала Бетина и просунула руку к нему в штаны. – Иди и принеси мне её. Ты знаешь, где их продают.
– Знаю, но не знаю, смогу ли сейчас… – залебезил Акока, проклиная день и час, когда покусился на эту санкта симпличиту с её ненасытным сексуальным аппетитом, что, конечно, есть у женщины явление положительное, но отнюдь не в контексте её внутрисемейных разборок. – Сейчас день, и вообще…
– Сможешь, Эриберто! – сказала Бетина, и Акока, задрожав от возбуждения и от страха, понял, что действительно сможет сделать всё, что ему прикажут, в том числе отпилить себе ногу тупой пилой, при этом весело распевая «Кукарачу». – У тебя есть полчаса. Потом он едет в аэропорт. Куда-то улетает, что очень кстати. Я не хочу, чтобы это случилось дома, при детях.
– Но… нужны деньги… – сделал Акока последнюю попытку отбрехаться. – А у меня с собой…
– Я дам, – сказала Бетина и отпустила его непарный орган, не завершив работы. – Сколько?
Уважение Касильдо к дону Фелипе Ольварре, перед эпизодом с трактором едва уже вовсе не сходившее на нет, теперь росло с каждым днем, временами принимая черты прямой сыновней опёки. Трудно поверить, но факт, что вот уже три дня Касильдо не пил спиртного, не гонял с подчинёнными в картишки по-маленькой, даже не трахнулся ни с одной бабёнкой – настолько ревностно он взялся за исполнение своих нелёгких обязанностей по прикрытию от внешних опасностей дряблой задницы уважаемого Дона. Даже соскучился слегка. Но отлучиться куда-нибудь развеяться себе не позволял. Поскольку сам Ольварра своей резиденции не покидал, сидел сиднем в своём слегка запущенном доме, отправив внука на юг к дочери, бригадир его sicarios тоже рыл землю носом исключительно в географических пределах долины, но уж борозду при этом оставлял за собой изрядную, словно и впрямь вместо носа имел накладной метровый лемех доброй ласарской стали.
В своем усердии Касильдо дошёл до того, что мобилизовал на охрану священных рубежей крестьян из числа живущих в долине, и две последних ночи патруль из двух-трёх человек, вооруженных дробовиками и уоки-токи, обходил деревню, окрестные рощи, коррали и пристройки к дому дона Фелипе. По дороге, ведущей от шоссе к резиденции, курсировал взад-вперед разбитый армейский джип шестьдесят восьмого года рождения с двумя sicarios на борту. У этих вооружение было покруче: calashnicof, М-16 с подствольником М-203, три осколочных гранаты NR-2 °CI, фонари, баллончики с парализующим газом, ракетница, устрашающие мачете и прочая мелочь. Выглядели они весьма воинственно; у иного любителя ночных адюльтеров в кустах на обочине дороги при одном взгляде на вояк в джипе всякая потенция могла пропасть на неделю, а то и навсегда.
Не оставил своим вниманием Касильдо и нижний пост возле самого шоссе. Прежде всего, он, к неудовольствию братков, разогнал целую роту окрестных путан, которые взяли привычку что ни вечер заглядывать на огонёк в гостеприимную строжку к широкоплечим ребятам с пушками двенадцатого калибра в заскорузлых от путанской секреции руках. В последние дни по ночам в сторожке разнополое ржание перемежалось с каким-то немыслимым рэпом из семисотваттных динамиков, дым от анаши стоял коромыслом, пустые бутылки из окошка бомбардировали зассанные задворки как на учебных стрельбах перед угрозой внешней агрессии. Sicarios дона Фелипе изо всех молодецких сил предавались плотским утехам, резонно полагая, что автомобиль через шлагбаум незамеченным не проскочит, а пешком в гору чапать – дураков нема.
Касильдо эту практику прекратил. Теперь один из охранников постоянно топтался с “ремингтоном” возле шлагбаума, второй же находился при рации, лелея в железном шкафу за ширмой целый арсенал всякого стрелятельного барахла. Чтобы держать дисциплину на должном уровне, Касильдо сам время от времени вставал на шлагбаум, показывая легкомысленной молодежи пример солдатской стойкости и ответственного отношения к обязанностям.
Как раз Касильдо-то и оказался возле шлагбаума, когда неприметная «мазда» свернула с шоссе и подрулила к посту. Сидевший внутри джентльмен заглушил мотор и, не вылезая из машины, вперил в часового тяжёлый взгляд маленьких свинячьих глазок. Физиономия его была такова, что Касильдо невольно фыркнул.
– Эй, весельчак! – сказал визитёр, нарушив продолжительное молчание. – Подними-ка этот полосатый палка – я проеду!
Касильдо, как бывало с ним всегда, когда на него буром пёрли, теперь чувствовал знакомый зуд в ладонях, и сердцебиение его едва заметно участилось, а внизу живота забурлила и закипела молодая кровь, взъендрённая доброй порцией молодецкого адреналина.