Сумма на кону стояла серьёзная, и Лопес предпочел подстраховаться со всех сторон. Байк вместе с машинкой дожидались его в Закатекесе. Если хефе пошлёт с деньгами его, то они ему и не понадобятся: он преспокойно доедет до Фреснилло, где под утро его заберёт куратор. Если кого другого – придётся пересесть на мотоцикл и включить глушилку. Так или иначе, за несколько часов и сорок километров пути нужно будет сменить вид транспорта и прикопать в укромном месте мешки с деньгами. Укромных мест в этой горной местности ‑ что звёзд на небе.
Погони Лопес не опасался: территория была чужая, дону Фелипе неподвластная. О том, чтобы никто из людей Ольварры не встречал его у въезда на военный аэродром, откуда он улетит в Estados Unidos, Лопес тоже позаботился. С незарегистрированного мобильника, который специально держал для разных форс-мажорных обстоятельств, он позвонил напрямую Ригоберто Бермудесу.
‑ Здравствуйте, дон Ригоберто, ‑ сказал ему Лопес.
‑ Кто это?
‑ Я бы пока не хотел называть своё имя.
‑ Что тебе надо?
‑ У меня есть для вас информация.
‑ Ну?..
‑ Дон Ригоберто, Ольварра проявляет повышенное внимание к объектам на вашей территории. Он даже послал двоих своих парней присмотреться к аэродрому близ города Фреснилло. Они будут там завтра утром.
‑ Зачем ему аэродром?
‑ Этого я не знаю. Но вам выяснить, зачем ему аэродром, никакого труда не составит.
‑ Хорошо. Что ты хочешь за свою информацию?
‑ Сотрудничать с вами в дальнейшем.
‑ Это само собой. Сколько ты хочешь за эту информацию?
‑ За эту – нисколько. В денежном эквиваленте нисколько. Но, если вас не затруднит выполнить мою небольшую просьбу…
‑ Говори.
‑ Я отправил вам письмо, дон Ригоберто. В письме – фотография. Я хотел бы, чтобы она была в кармане одного из парней, когда их найдут.
‑ Договорились.
Лопес говорил с Бермудесом, изменив голос, и аппарат уничтожил сразу после разговора.
Чего ему ещё опасаться? Что Ольварра отследит его со спутника? Это даже Ольварре не под силу. Пустит за ним радиоактивный след, скажем, пропитав купюры каким-нибудь полонием? Это вряд ли.
Лопес допускал возможность того, что Ольварра пошлёт людей следить за ним, поэтому последнюю неделю своей жизни на маньянской земле жил осторожно, с оглядкой. С утра шёл в свой банк и просиживал там до вечера, не покидая здания даже на время сиесты. Что ему сиеста – его служебный кабинет двадцать на двадцать два был оборудован комнатой «психологической разгрузки», куда его регулярно приходила разгружать двадцатипятилетняя операционистка Ядира Гомес, приехавшая в Гуадалахару из Дюранго. Не сказать, чтобы Лопес в преддверии кардинальных перемен в своей судьбе так уж сильно жаждал юного тела, налитого спелыми соками как августовская виноградина, но почём знать, может, эта крутобёдрая девица и есть Всевидящее Око Тихого Дона и это ей поручено немедленно докладывать хефе о малейших переменах в поведении и привычках банкира?
Серьёзные ведь деньги стоят на кону.
‑ Володя! – позвал Бурлак.
Капитан ГРУ Машков, увидев своего бывшего командира, которого совсем недавно объявили в Маньяне персоной нон-грата и выслали из страны на веки вечные, вздрогнул и выронил из рук пакет с маринованными морскими гадами, который тащил из супермаркета к своей машине.
‑ Что, ещё одну негритянку себе завёл? – усмехнулся Бурлак, обозрев содержимое пакета. – Беда, брат, с этими негритянками. Я, помню, как-то отымел одну – неделю потом коленки не гнулись. Впрочем, твоё дело молодое…
Машков, как истинный профессионал, быстро пришёл в себя и, оглянувшись по сторонам, собрал обратно в пакет всё, что рассыпалось по стоянке перед супермаркетом.
‑ Не дрейфь, я проверился, ‑ сказал Бурлак. – Ты же знаешь, меня этим фокусам учить не надо…
‑ Знаю, Владимир Николаевич.
‑ Ладно, садись ко мне, покатаемся.
‑ Вы уверены, что это необходимо?
‑ Уверен. И тебе от этого будет большая польза.
‑ А… Вы теперь кто?
‑ Я теперь частное лицо.
‑ Разве так бывает?
‑ Бывает ещё и не так. Садись, Володя. Поговорить надо. Это ненадолго.
Машков сел в «шевроле», и они медленно выехали со стоянки.
‑ Мать честная! – удивился Машков, завидев на выезде стоявшего без дела парня в бейсболке.
‑ Узнал? Он самый, твой приятель из Таско.
‑ Жив, зараза?
‑ Жив, как видишь. Это, часом, не ты ему насвистел, что я его убить решил?
‑ О чём вы, Владимир Николаевич?
‑ Ладно, это я так. Возможно, у парня самозарождающиеся процессы в мозгу начались. От спермотоксиоза. Впрочем, правильно, что ты ему посоветовал дать дёру. Ни к чему это – лишний грех на душу принимать. Что усмехаешься?
– Действительно – частное лицо, раз пустились в философские рассуждения и абстрактный гуманизьм.
– Дерзишь. Впрочем, дерзи, разрешаю. Но в меру. Ну, как там в хате дела?
‑ Владимир Николаевич, я вам, как частному лицу, не могу…
‑ Ладно, ладно, я тебя не призываю разглашать военные секреты. Скажи только, сучонок стал резидентом или нет?
‑ Это Мещеряков, что ли?
‑ Мещеряков.
‑ Нет.
‑ Существует же справедливость на свете! – засмеялся Бурлак. – И как он? Гадит по-прежнему всему личному составу?
‑ Отозвали его. Нехорошо отозвали.
‑ Так ему и надо, паразиту.
Машков закурил.
‑ Сам-то как?
‑ Нормально.
‑ Неприятностей не было из-за меня?
‑ Не было. Так, пополоскали малость. Теперь там всё по-новому.
‑ Новая метла?
‑ Ну. Порядок наводит. Вообще как-то всё… усиливается…
‑ Ну вот. А этот чудила меня убеждал в том, что военную разведку упразднят.