– Это дёшево и несолидно! – крикнул Петров.
– А не хера подлянки людям устраивать! – ответил Бурлак. – Да еще жён к этому привлекать.
Он захлопнул за собой дверцу, и «фольксваген» стал разворачиваться.
– Но как?.. – крикнул Петров, в котором профессионализм, всё-таки, надо отдать ему должное, быстро справился с досадой и негодованием. – Как твоим это удалось? Я же глаз с тачки не сводил!..
Бурлак велел своему водителю притормозить, высунулся из окна и сказал:
– Так ведь я тебе, Эдик, уже разъяснил этот феномен. На меня работают – кто? Боевые офицеры. А на тебя – кто? Гэбьё!
«Фольксваген» с Бурлаком внутри уехал, а Петров сел в свою машину и принялся возиться с проводками под панелью. Лицо его криво усмехалось само по себе, брови летали вверх-вниз, тоже без всякого участия своего хозяина, пальцы не слушались, потому что работа эта была ему совершенно непривычна. Петров весь скособочился, чтобы достать до проводов, как-то неестественно вывернул плечо, и всё равно ни черта не получалось.
А вот почему моё лицо криво улыбается, сам себя спросил Петров. А потому, ответил он сам себе, что голова, которая спрятана за этим лицом, прекрасно понимает, что ничего я сделать не смогу против этого поганого Бурлака, вот ровно как два месяца назад ничего не мог сделать, так и теперь не смогу ничего. И выходит, что военный-то он военный, тупой и здоровенный, а переиграл меня по всем статьям, как ребенка. Меня, который тридцать два года на разведработе. Меня, про которого сам генерал-лейтенант Григорчук сказал, что… Ладно, оставим это.
А ведь если он меня так легко вербанул, то и враги, наверное, могут так же легко вербануть?.. Тоже ведь у них есть такие вот… машины для убеждения… которые нагло прут на тебя, дышат на тебя перегаром, демонстративно портят воздух… В конце концов ты уже согласен на всё, лишь бы тебя оставили в покое… Что-то в этом духе преподавали в Академии… не помню…
Тут ему в ухо упёрся холодный ствол, и женский голос сказал по-испански:
– Только шевельнись у меня, сволочь, паскуда.
Петров замер.
– Руки на руль, – сказали ему.
Это heist, догадался Петров. Разбойное нападение. Привет из Нью-Йорка. Вот сволочизм! И как не вовремя. Сволочь Бурлак мне машину попортил, эти же и вовсе отберут – как я успею к этому театру?..
– Что вы хотите? – надтреснувшим голосом спросил Петров, выполнив, что ему велели. – У меня дипломатич…
– Где мой Акока?
– Акока? – переспросил Петров.
Что это такое – акока? Бумажник? Какая-то явная сленговая форма, производная либо от чеснока (ajo), либо от удушения (ahogo). Маньянский сленг был Петрову известен куда меньше чем американский. А может, и от глаза (ojo). Дескать, в глаз хочешь?..
Но додумать сладостную филологическую мысль ему не дали, пребольно ткнув железом прямо в ухо.
Бетина Посседа недаром ела горький хлеб супруги полицейского комиссара. Не прошло и трёх дней, как она до смерти соскучилась по своему любовнику. Может, кто другой и начал бы на её месте убиваться. Но не такова была Бетина. Интуиция, которой позавидовал бы её покойный супруг, сказала ей: талифа куми! Она села в машину и поехала разыскивать Акоку по местам, где он, по её теоретическим прикидкам, мог время от времени объявляться.
И ровным счетом ничего она в этих местах количеством три про его судьбу нового не узнала.
Тогда она поехала прямиком в полицейское управление. Уж там-то её знали и помнили. Во-первых, она была вдова геройски погибшего комиссара. Во-вторых, не менее четырёх довольно высоких полицейских чинов (не считая многочисленных нижних), завидев гордую посадку её головы, стыдливо отвели в сторону свои глаза.
Спустя час она знала по минутам всё, чем занимался её супруг в то идиотское воскресенье, когда странные люди пришли к ним в дом и имели с её супругом получасовую беседу, после чего и началась в жизни семейства Посседа сплошная христоёбина.
А потом она узнала, что полицейский, вызвавший её мужа на место убийства, в тот же вечер нелепо погиб. И получается, что не зря она приехала в это полицейское управление!
Спустя ещё час она обладала полнейшей информацией о месте и обстоятельствах гибели линейного сержанта первой категории Пабло Карреры. Полная уверенности в том, что интуиция ни в малейшей степени не собирается её подвести, храбрая женщина вошла в квартиру, откуда в то воскресенье вышло Зло, погубившее столько невинных душ, и наткнулась там (дверь была не заперта) на безобидное с виду существо – diplomato ruso Курочкина, который, окружив себя плотным запахом масляных красок, сидел перед холстом и малевал на нём нечто, отдаленно напоминавшее хищное млекопитающее семейства кошачьих, только почему-то с тремя глазами и с антенной на голове.
Через двадцать минут бессвязной беседы Бетина пошарила у юноши в штанах и убедилась в том, что он на самом деле безобиден, как котёнок. Тогда она взяла его за руку и потащила на поиски гада Петрова, его непосредственного начальства.
При виде того, как этот змей, наверняка знавший, где искать её любовника Акоку, этак беспечно, побеседовав с волосатым господином на лавочке под тенью широкой лицинии, сел в свою сверкающую тачку и начал копаться в рулевой колонке, делая вид, что не произошло на свете ничего страшного, что не пропал бесследно у женщины её любовник, у Бетины отказали тормоза. Бросив Курочкина в машине, она достала из сумочки пистолет, подошла к «хонде» и приставила холодный ствол к голове негодяя.
Конечно, Петров очень быстро вспомнил, кто такой Эриберто Акока. Поменжевавшись самую малость, он признался Бетине, что отправился этот Акока в логово зверя на пару с его, Петрова, человеком, и человека этого через день нашли мёртвым в пригородах Маньяна-сити.