– Что касается Агаты, – перебил его Мигель, и голос его стал зловещ и низок, – то, думаю, самое время наведаться к её папаше и хорошенько поспрошать всех, кто там есть в наличии. Может, вы и её саму там застанете.
– Мы? – удивился Релампахо.
– Почему бы и нет? Вы с Альмандо и поезжайте. Альмандо хорошо умеет задавать вопросы и получать на них ответы. Да прихватите с собой парочку надёжных ребят – кто знает, что у сучки на уме. Стреляет-то она метко. И быстро. Так, что ее бабский ум за пулей не поспевает.
– Но мы не знаем адреса её папаши, Мигель.
– Адрес очень простой: на въезде в Акапулько справа от дороги висит указатель «Villa Lago Montañoso». Туда и свернёте.
– Но, Мигель, ты ничего не перепутал? Я знаю этот пригород, там живут одни богатеи.
– Ну, а она кто, по-твоему?
– Вот оно что… – присвистнул Релампахо. – Это многое объясняет.
– Что это тебе объясняет? – спросил Мигель раздраженным тоном. – Езжай давай.
– Куда же я поеду? Я должен дождаться Альмандо.
– Да ну вас, – сказал Мигель и пошёл прочь.
У всех в головах какие-то тараканы. Все чего-то себе понимают. В то время как не должны, собаки, отвлекаться ни на что кроме Революции. Ох, повыбьет он из них дурь. Дайте только дельце провернуть, умники. И сделаться, наконец, вождём Движения.
Мигель растворился в темноте переулка, а Релампахо залез обратно в машину и стал дожидаться Альмандо. Просто так сидеть было скучно, и он потихоньку включил любимую радиостанцию. Там опять шла музыкальная программа, но уже не рок-н-ролл, а что-то классическое – Большой Брат из-за речки приобщал сиволапых маньянцев к ценностям мировой культуры. Релампахо сморщился и выключил приемник. Откуда ему было знать, что смертный приговор ему и Альмандо уже вынесен, подписан в Небесной Канцелярии и пришлепнут печатью? И прозвучавший из динамиков Второй фортепьянный концерт американского композитора Рахманинова – не просто тяжёлая и непонятная для Релампахо музыка, а реквием по нему и его компаньеро Альмандо, ожидающему в этот момент банкира Лопеса на ступенях церкви Святого Агустино, где всегда суетно и многолюдно, особенно по вечерам.
На всякие там меры предосторожности Мигель наплевал с высокой колокольни: обитающий в здешних особнячках «средний класс» не очень любит совать нос в дела своих соседей. Он поднялся на мраморное крыльцо, позвонил в дверь. Дома – никого. Как и ожидалось.
С замком Мигель справился за полсекунды. Известное дело: замки, даже самые хитрожопые, – они ведь от честных и безруких. А у Мигеля за плечами была богатая и разнообразная биография, включавшая в себя и определённый практикум по обращению с устройствами для запирания чужих жилищ.
Пройдя в гостиную, которая начиналась сразу за входной дверью, он первым делом вывернул пробки, посветив себе фонариком, после чего уселся в белое глубокое кресло и стал терпеливо дожидаться хозяина.
Тот не задержался. Ещё не было десяти, когда в замочной скважине повернулся ключ, открылась дверь, щёлкнул выключатель, загремело какое-то ведро, и в темноте бешено зачертыхались, поскольку свет в доме, как и следовало ожидать, не подумал зажечься.
– Присаживайтесь, сеньор Лопес, – сказал Мигель и посветил фонариком на белое кресло, стоявшее напротив того, в котором сидел он сам.
– Кто здесь? – без особой паники спросил хозяин.
– Вы присаживайтесь, присаживайтесь, – сказал Мигель. – Руки только держите на виду. И не бойтесь, я вам ничего не сделаю.
– Я и не боюсь, – сказал Лопес с легким презрением. – Отбоялся своё ещё в детстве босоногом.
– Я тоже, – сказал Мигель. – Итак, я буду говорить, а вы запоминайте. Потом все перескажете вашему хозяину. Слово в слово.
– Слово в слово.
– Уж постарайтесь, – хладнокровно сказал Мигель. – Надеюсь, вы ему передали содержание нашего предыдущего разговора?
– Как не передать, – вздохнул Лопес и поскрёб над бровью. – Передал, конечно. Но, честно говоря, мы решили, что в связи с известными событиями…
– Не надейтесь, – твердо сказал Мигель. – В связи с известными событиями мы ещё теснее сплотились в борьбе…
– В какой борьбе?.. – спросил Лопес устало. – Разума со здравым смыслом?..
– Щас пристрелю на хрен, – сказал Мигель. – Профессор, мать твою…
– Ладно, ладно, шуток, что ли, не понимаешь? Говори давай, что передать. И ступай себе. С Марксом.
– И про Маркса тоже не стоит шутить.
– Ладно, не буду. Итак?
– У твоего хозяина есть аэродром в джунглях под Тьерра-Бланка.
– Ну, это когда было… – протянул Лопес, почесав лысину. – В позапрошлой жизни, если не раньше…
– Жизнь не бывает позапрошлой. Жизнь одна, и вам, кровососам на теле народном, это известно лучше, чем всем остальным.
Лопес чуть было опять не пошутил, но вовремя решил, что, пожалуй, на сегодня уже нашутился, и поспешил поправиться:
– Я имел в виду, что мы давно им не пользовались. Даже неизвестно, что там сейчас.
– Там всё в порядке, – сказал Мигель. – И не надо мне врать. Всё вам известно. Твой же человек и отвечает за его консервацию.
– Ну, хорошо, да, пожалуй, есть такой аэродром. Я не врал, я просто осторожничал.
– То-то же. Мы будем ждать самолёт десятого числа в десять вечера. Деньги должны быть в сотенных купюрах, запаяны в полиэтилен и упакованы в три рюкзака.
– Так, хорошо. Что ещё?
– Самолёт должен быть «Твин-Бич» твоего хозяина. На всякий другой самолёт, вертолёт, дирижабль или летающую тарелку, которые появятся в радиусе мили от аэродрома, у нас будет припасён старый добрый «стингер». Это понятно?